Мошки в янтаре. У каждого своя правда. Уросс. Порванное ожерелье - Рони Ротэр

– Совсем еще мальчишка. А с первого взгляда и не скажешь, – послышался над ухом голос Ори.

Вера поднялась. Ей было невыносимо стыдно и противно. С раздражением кинув не запятнанный меч в ножны, она развернулась и пошла к возам сквозь толпу, собирающуюся, чтобы посмотреть на её удивительного противника. Её догнал эльф, и, тронув за плечо, улыбнулся:

– Ты превзошла саму себя.

– Спасибо, – не оглядываясь и не замедляя шаг, буркнула в ответ Вера.

– Ты не рада?

– Чему? – не останавливаясь, мрачно поинтересовалась она. – Тому, что укокошила ребенка?

– Ребенка? Ты сказала – ребенка?! Позволь тебе напомнить, что это «дитя» только что чуть не укокошило тебя саму. Он воин, Вайра, причем весьма грозный.

– Он был воином до того, как его сердце остановилось. Теперь на земле лежит просто мальчишка, которому бы еще жить да жить.

– Отправляя на тот свет других, и грабя караваны? Опомнись, Вайра! Ты чудом избегла смерти, и теперь сожалеешь о том, кого убила, обороняясь. Воистину, ты – анахронизм этого мира.

Вера остановилась и повернулась к эльфу. Глаза её были грустными.

– Пусть так. Пусть я анахронизм. Да, я никогда не смогу спокойно смотреть на льющуюся кровь, на умирающих у моих ног людей, даже если они хотели причинить мне вред. Я не смогу походя прирезать кого бы то ни было только потому, что он мешает мне пройти или косо на меня смотрит. Я именно так воспитана. И боюсь, что перевоспитать меня, изменить меня уже не удастся.

Она повернулась и пошла прочь. Сарлис некоторое время постоял, опустив глаза на ржаво-серую поверхность дороги и мыском сапога сгребая в кучку пыль. Потом поднял голову.

– Когда-то давно я думал так же, как ты. Надеюсь, то время, что отведено тебе, не успеет изменить тебя, сделать тебя иной.

Вера была еще недалеко и услышала его слова. Но не ответила. Сарлис постоял еще, а потом, намеренно резко наступив на насыпанный курганчик, повернулся к столпившимся вокруг тела юноши людям.

– Асахитсарах! Прикажи твоим людям собираться. А тела надо сжечь.

– Ай-йя, – Караван-баши кивнул головой и махнул рукой охранникам. – Эй, вы, отволоките его в общую кучу. Суллама, тащи масло, надо их чем-то облить. Что? Да, да, за мой счет, скряга ты этакий! Собирайте возы, грузите поклажу, в путь!

Купцы и их подручные принялись поспешно растаскивать телеги и возы, складывать на них товары, переругиваясь и разбирая тюки, мешки и корзины, в беспорядке сваленные на землю. Анарниэлль и Ори собрали стрелы. Караванная стража занялась тем, что побросала тела убитых в несколько штабелей, как дрова, и, натолкав между ними сухой травы и скупо побрызгав маслом – Асахитсарах оказался не так щедр, как можно было подумать – подпалила. Вера смотрела на эти корявые похороны, осторожно растирая болевшую скулу, пробуя языком прикушенную щеку и чувствуя себя до крайности погано.

Мимо промчался один из подручных Сулламы с пустой амфорой из-под масла в руках. Розовая капля, сорвавшись с горлышка, упала Вере на запястье, марая кожу сладким запахом. Она подняла руку, наблюдая, как капелька, оставляя на коже блестящую дорожку, сползает к локтю, и исчезает, размазываясь. Долетающий от костров запах горелого мяса смешивался с приторным сладким ароматом благовоний. Вера возненавидела его на всю жизнь.

– Мерзость, гадость.

Она нагнулась, черпанула полной пригоршней из конской лепешки навоз, и под брезгливыми и удивленными взглядами оказавшихся поблизости людей растерла его по руке до самого локтя, перебивая запах масла.

Караван уже тронулся в путь, а она все стояла и смотрела, как жадно и торопливо огонь пожирает корчащиеся в его пламени тела. Сорванец топтался рядом, обеспокоенный и нервничающий оттого, что Вера не торопиться вдогонку удаляющемуся обозу. Он то отбегал, словно звал её, то принимался негромко ржать. Вера все стояла, не в силах оторвать взгляда от обугленных костей, от зловеще ухмыляющихся черепов с пустыми глазницами, сравнивая то, что видела сейчас, с тем, чем они были недавно. Не то чтобы она успела привыкнуть к подобным зрелищам, но оно не вызывало у неё того ужаса, который, возможно, она испытала бы, доведись ей увидеть такое в своем мире. Она вспомнила первого человека, убитого ею – варнинга в лесу, поджидающего её с луком в руках. Ей вдруг стало страшно. Страшно от слов, которые произнес эльф часом раньше. «Мне уже не страшно убивать. Меня не трясет при виде крови. Но разве к этому можно привыкнуть? Неужели я все-таки меняюсь?»

Сорванец сунул нос ей под мышку, она подняла руку и потрепала его по холке. Потом перекинула уздечку ему на спину и скакнула в седло. Предоставив коню самому выбирать темп, Вера отправилась вдогонку каравану. Она беспокойно ерзала в седле, мучимая неясной мыслью, словно упустила нечто важное. Обернувшись, она поняла и побледнела. Дым. Снова дым за её спиной. Жаркое колыхающееся марево, наполненное жирной копотью и пеплом. За ней по пятам шла смерть.

Вскоре она догнала караван, и пристроилась в его хвосте, сразу за огонами. Тело требовало движения, и, спрыгнув на землю и держа уздечку в руке, она пошла пешком. Троди заметил её присутствие, и, немного поотстав от своих, пошел с ней рядом.

– Ты в порядке?

– Да, Троди, спасибо. Я не вижу Ори и остальных, где они?

– Впереди. Асахитсарах зачем-то позвал их. Фу, чем от тебя воняет?

Огон принюхался к Вере

– Дерьмом. Дерьмом и падалью.

Вера резко вскочила на коня, и, покинув ничего не понявшего Троди, поехала вперед, вдоль каравана, высматривая друзей. Ей зверски, прямо таки невыносимо хотелось с кем-нибудь подраться, поругаться, просто так, сорвать злость на первом попавшемся под руку, выплеснуть эмоции.

Она увидела их возле головного воза, рядом с караванщиком. Желтое сухое лицо Асахитсараха светилось удовлетворением, он беседовал с Сарлисом. Анарниэлль и Ори ехали чуть сзади. Вера подскакала и, осадив коня перед самым носом караванщика, пристроилась с другой стороны. Асахитсарах, в узких глазах которого мелькнуло опасение, мгновенно расплылся в любезной улыбке. Но улыбка стала страдальческой, едва он ощутил исходящий от девушки запах. Вера это заметила, и подъехала почти вплотную к нему.

– Ну что, Асахитсарах, – нарочито развязным тоном начала Вера. – Как насчет рассчитаться?

– Насчет… Чего?

– Не прикидывайся глухим, старик. Разве не я и мои друзья только что спасли тебя и всю эту братию от разорения, а? Мы рисковали своим здоровьем, жизнью, наконец. И что в итоге? Пара любезных улыбок? Так не пойдет, Сахи.

– Г-госпожа шутит? – глаза желтолицего наполнились страхом.

– Нет, караванщик. Это не шутка. Я не шучу с деньгами. Как, впрочем, и со смертью. А ты? – она наклонилась, приблизив лицо вплотную к лицу Асахитсараха, и ухватив его за плечо перепачканной в навозе рукой. Караванщик пискнул, и попытался освободить плечо. Вера улыбнулась. Длинный шрам на щеке и обнаженные клыки, влажные от слюны, возымели свое действие. Глаза Асахитсараха помутнели от ужаса, он затрясся в седле, замотал головой и заныл.

– А-а.. г-госпожа-а-а, не надо-о-о. Не убивайте меня. Что вы хотите? Что вам нужно? Я просто старый, бедный караванщик, не убивайте меня, о-о-о…

Вера оттолкнула от себя трясущегося человека. На белой ткани, покрывающей плечи, остался грязный, скверно пахнущий отпечаток.

– В то, что ты стар, верю охотно. А вот насчет того, что беден…. В общем, так – за услуги, оказанные моими друзьями твоему каравану, с тебя сотня монет.

Асахитсарах взвыл. Упоминание о деньгах мгновенно вывело его из ступора.

– Сотня?! Госпожа, в своем ли вы уме? Я…

Вера снова вцепилась в плечо караванщика, потянув на себя, и прошипела ему в лицо.

Конец ознакомительного фрагмента.